Архив


Некоторые характерные особенности пещер

Сергей СОМ


         Классический и важнейший из факторов, определяющих наше поведение под землёй – ТЕМНОТА. Подземная тьма абсолютна: для любого, оказавшегося под землёй, при всех, даже самых фантастических раскладах, возможен лишь тот источник света, что принесён с собой с поверхности. Очевидно, что почти всю информацию о внешнем мире мы получаем с помощью органов зрения; внезапно ослепший человек становится АБСОЛЮТНО БЕСПОМОЩНЫМ. Но даже наличие источника света не гарантирует под землёй привычного мировосприятия – ибо и дальность “светового информационного горизонта” смехотворно мала по сравнению с привычными нам условиями поверхности (при этом близкие предметы освещаются избыточно ярко – в то время как “средний план” недостаточно, о дальнем и говорить нечего) — и направленность подземного света, как правило, оставляет за полем зрения важнейшие для нашего подсознания детали и контуры периферической панорамы. В случае ненаправленного источника света – например, свечи или плекса – яркое световое пятно источника, попадающее в зону зрительного поля, “сажает” общую чувствительность зрения — что также влияет на наше восприятие Подземли негативным образом. И в первом, и во втором случаях подсознание, лишённое достоверно отождествляемой информации, приходящей с периферии зрительного поля, загоняется в стрессовый режим работы, нередко переходящий в самый настоящий дистресс. Ибо биологическое развитие человека привело к тому, что периферическая зрительная информация априори связана у нас со “сторожевыми рефлексами” (на движение сбоку или сзади, или изменение цветовой гаммы пейзажа, механически отождествляемые с опасностью); в случае недостоверной, противоречивой или просто недостаточной информации, приходящей с периферии нашего зрения, подсознание автоматически провоцирует чувство тревоги. “Но это ещё не всё” — при движении человека по топологически сложному лабиринту, имеющему массу развилок, щелей, всевозможных “ниш” и “карманов” (тем более, когда размеры этих топологических сложностей достаточно малы, приближаясь к шкуродёрам) – равно как при движении меж глыбовых навалов “циклопника”, периферическое зрение, не отличающее за скудностью освещения ниши, углубления стен, каверны, трещины и разного рода непроходимые и проходимые узости от теней, провоцируемых выступами стен, вгоняет наше подсознание, связанное напрямую с чувством опасности, в самую настоящую дистрессовую ситуацию. На вербальном уровне эта ситуация человеком не осознаётся и не воспринимается (информация, приходящая от центра зрительного поля, говорит ему, что он движется правильно) – в то время как периферическая информация плавно вгоняет наше ассоциативное восприятие мира в ступор. В результате наступающего эмоционального дисбаланса меж состоянием правой (ассоциативной) и левой (вербальной) частей неокортекса самое малое, что следует — банальная потеря ориентации.
         Безусловно также, что недостаточность зрительной информации под землёй в большой степени провоцирует обращение нашего подсознания к иным рецепторам, дающим информацию о внешнем мире – в том числе экстрасенсорного рода, включаемых правым полушарием в стрессовой обстановке.
         Но, оказывается, Её Величество Подземная Тьма может выступать и как чисто психологический фактор. Подземелье – место вообще загадочное и таинственное, а человеческий разум легко приписывает подобным местам всякие дополнительные странности,– будь то пещера, заброшенный дом или даже (вспомним детство) тёмная ниша под кроватью. Под кроватью у нас обычно живёт страшный Бука или скрывается зловредная Баба-Яга. В заброшенном доме обитают приведения, стерегущие старый пиратский клад, неизвестно как оказавшийся в средней полосе России. Ну, а про пещеру что только можно не напридумывать – она, глубокая, всё примет!
         : Так уж устроен человек, что соседство с любым местом, где может спрятаться неведомый враг или таиться невидимая опасность, вызывает у многих чувство безотчётной тревоги. Ви-димо, запутавшийся в спиральной ловушке ДНК далёкий мохнатый предок, проживший свою часть нашей с ним общей истории средь доисторических монстров, взывает к нам сквозь века: «Осторожно! Оттуда могут напасть!». Мы слышим этот “крик” на клеточном уровне, но не понимаем его причин — и, следовательно, своего беспокойства. Чтобы хоть как-то эту тревогу рационализировать, человек изобретает причину её возникновения – при-ведений и духов. В них нам поверить проще, чем в саблезубого тигра, о котором предупреж-дает генетическая память, или в бандитов-хулиганов, которых может подсказать «здравый смысл». Ну что бандитам делать у нас под кроватью, или в заброшенной каменоломне? К тому же страх наш – призрачный какой-то и под компетенцию вербального рассудка явно не попадает. Призрачный страх должен иметь сверхъестественные объяснения – материалисти-ческие его не удовлетворят.
                                   : Таким образом, темнота — важнейший фактор, действующий на пребывающего под землёй как на психологическом уровне, создавая постоянную обстановку мобилизующего стресса – и, в некоторых случаях, разрушительного дистресса – так и на подсознательном уровне: в эниологическом аспекте.
         Второе важнейшее свойство пещер – ТИШИНА. За редкими исключениями (шум подземных водопадов в вертикальных пещерах, капёж со свода, грохот обвала) она так же абсолютна. Отсутствие ВНЕШНИХ ЗВУКОВ – столь привычного нам на поверхности акустического фона – действует на человека как на физиологическом, так и на эниологическом (подобно темноте) уровне. Но если эниологическое влияние тотальной тишины сходно с аналогичным влиянием темноты, то в области физиологии и психологии имеются существенные различия. Во-первых, подземная тишина зримо не влияет на безопасность находящегося под землёй,– и глухой, имея должный свет, в состоянии выбраться из пещеры. Во-вторых, отсутствие привычного дальнего акустического фона влечёт за собой гипертрофированное увеличение чувствительности ко всем внутренним шумам организма: току крови в сосудах, сокращению мышц и т. д. В-третьих, преувеличенное значение для человека приобретают ближние, пиковые шумы от источников звука, находящихся в пределах прямой видимости. В одних случаях это влечёт за собой увеличение акустической чувствительности слуха и даже его восстановление в случае предыдущей потери; в других – частичную или полную глухоту. Тщательные исследования на эту тему не проводились — хотя миллионы людей страдают от ряда слуховых расстройств, которые можно вылечить под землёй. В отдельных случаях было замечено, что недостаток акустической информации компенсируется иными её источниками – в частности, эниологического рода: то есть человек начинал слышать звуки (именно звуки, а не акустические галлюцинации), которые “распознать” на обычном физическом уровне явно не мог. Как и многие другие интересные темы, эта практически не исследовалась.
         Третий важный фактор, действующий на человека в пещере – ПРАКТИЧЕСКИ ПОЛНАЯ ИЗОЛЯЦИЯ от физических воздействий внешнего, наземного мира. Даже двадцатиметровый слой известняка надёжно изолирует почти от всех видов электромагнитных полей и излучений (акустическая изоляция очевидна); единственные исключения – гравитационное и магнитное поля Земли, да потоки нейтрино. Что не менее важно – подземля известняковой своей оболочкой надёжно защищает находящегося в ней человека от поверхностного эниологического фона, продуцируемого мегаполисами. Находясь в пластах известняка, отпечатках матриц былой жизни, человек как бы “выключается” из окружающей его на поверхности ноосферной матрицы. Конечно, при этом он не переносится, как на машине времени, в период “верхнего карбона” или “среднего девона”,– отпечатки былой жизни никогда не смогут воссоздать её реального, живого фона,– но процесс “выключения” из современного исторического периода “имеет место быть по полной программе”. В результате чего пребывающий в древних пластах человек неизбежно “выпадает из текущего момента времени”. Это очень важный фактор – и он позволяет именно под землёй проводить наиболее чистые эксперименты, связанные с экстрасенсорикой.
         Фактор четвёртый: ИНФОРМАЦИОННО-СЕНСОРНЫЙ ГОЛОД. Дело в том, что человеческий мозг привык к непрерывному и мощному потоку информации, воспринимаемому всеми нашими органами чувств,– потоку, постоянно проходящему сквозь подсознание, но не регистрируемому сознанием. Это своего рода “информационный фон”, который присутствует в нашей жизни постоянно. Мы его привычно не замечаем, как не замечаем воздух, которым дышим, хотя его много – и им заполнена вся “пустота” между окружающими нас объектами. Для того чтобы заметить воздух, нужно сфокусировать на нём своё внимание. А зачем? Чтобы дышать, не нужно думать о воздухе. Если в нём возникнет для нас какая-то опасность – мы почувствуем непривычный запах, изменение давления,– тогда и сосредоточимся на них. Если в информационном фоне возникнет непривычная составляющая – она привлечёт наше внимание, и тогда будем разбираться: к чему бы это? А пока пусть всем этим занимается подсознание, в автоматическом режиме. У сознания есть дела поважнее – оно у нас и так трудится без выходных и отпусков с полной загрузкой.
         : По такой схеме мозг работает в обычных условиях избыточного или достаточного информационного фона. Но стоит информационному фону исчезнуть — подсознание наше начинает “задыхаться” от сенсорного голода: примерно так, как лёгкие задыхаются без кислорода.
         А ведь под землёй происходит неизмеримое, против поверхности, сжатие “информационного горизонта” вкупе со значительным сокращением потока информации, постоянно воспринимаемой человеком, и уменьшение её пространственной значимости. Видеоряд сокращается до каких-то метров, одновременно теряя в спектральном разнообразии и яркости; практически всё, что можешь увидеть под землёй, ты освещаешь своим же источником света, уподобляясь своеобразному локатору — то есть видеоинформацию получаешь не непрерывно-хаотически со всех сторон (“на халяву”), а лишь как своеобразный и весьма неполный ответ на личный запрос; что касается звука — начисто пропадают фоновый шумовой уровень и дальние апериодические его нарушения (случайные звуки: крики, птичьи голоса, сигналы машин, какие-то “грохоты” от падающих предметов — например, на стройплощадках — и т.п.) — в результате чего гораздо более значимыми становятся звуки, что издаёшь сам или твоя одежда при движении, и “внутренние шумы организма” — ток крови в сосудах, дыхание, сердцебиение и собственно твой голос при речи или пении. Спектр запахов также сокращается под землёй,– как иронично заметил в своей статье Ю. Дёмин1, «в пещере пахнем лишь мы; и то, пока живые – не очень». Следует заметить, что человеческое обоняние на самом деле хоть, конечно, и уступает собачьему – но “уступка” эта связана скорее с вербальным анализом (отождествлением) запаха; на подсознательном уровне наше обоняние воспринимает достаточно много оттенков даже запаха воды (их около 30, как заявляют эксперты). Поскольку в современной жизни человека обоняние не играет такой роли, как в жизни животных, анализ окружающих нас запахов постоянно вершится подсознанием – но лишь в исключительных случаях, или в силу некого генетического каприза (люди с генетической предрасположенностью к развитому обонянию составляют тонкие букеты духов) эта информация воспринимается нами на осознанном уровне. Лишённое постоянного потока обонятельной информации, подсознание автоматически понижает порог своего восприятия (то есть информации, выдаваемой сознанию),– ах, как на поверхности, после выхода из пещеры, нас буквально оглушают наваливающиеся со всех сторон ароматы трав, цветов, дождевой воды, пыли!..
         Но аналогичный процесс происходит со всеми нашими рецепторами, лишёнными под землёй привычного информационного фона.
         Безусловно, сенсорное голодание под землёй способствует возникновению стрессовой (а иногда и дистрессовой) обстановки — что вызывает во всех наших органах чувств вполне понятную перестройку, направленную на понижение их порогов восприятия. И конечно, под землёй — в условиях полной экстрасенсорной изоляции от “верхнего мира” происходит соответствующая перестройка систем организма, рассчитанных на извлечение из окружающего мира такого рода информации: мы начинаем улавливать слабые сигналы, которые “забиваются” информационным шумом в обычных обстоятельствах. Так, мы не видим звёзд в солнечном свете, хотя звёзды присутствуют на дневном небосклоне и продолжают светить – не видим мы их лишь на фоне солнечного света, который намного ярче звёздного. Но теоретически звёзды можно увидеть и днём: со дна глубокого колодца, отсекающего солнечный свет.
         Нечто похожее происходит в подземных глубинах, погружающих нас в обстановку сенсор-ного голода, когда наши органы чувств жадно “хватают” любой, даже самый слабый (и, возможно, не вполне достоверный) сигнал. В результате мы начинаем воспринимать то, что обычно скрывается от нас за завесой информационного фона. Что приводит к глубинному проникновению как в собственную психику, так и в окружающий мир, представленный Камнем. Это явление используется в современных йогических методиках и практиках шаманизма, ламаизма, буддизма и исиахии. Как и религиозного самососредоточения вообще – отсюда тысячелетние традиции религиозного подземного отшельничества. Не секрет, что многие спелеологи, проводящие существенную часть жизни под землёй, после длительных подземных пребываний весьма болезненно воспринимают возвращение в “наземный мир” — их органы чувств, существенно увеличившие за время подземного пребывания свои способности по добыче информации из внешнего мира, по выходу на поверхность оказываются в состоянии шока.
         Фактор пятый – УДИВИТЕЛЬНАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ ПЕЩЕРНОГО МИКРО-КЛИМАТА: сезонные и суточные девиации температуры, влажности и концентрации аэроионов воздуха в отдалённых от входа частях пещеры столь малы, что нет смысла о них говорить. То есть в случае пещеры мы, как правило, имеем дело с окружающей средой, оказывающей на человека исключительно стабильное, статическое воздействие – сходное по своему значению с информационной изоляцией и значительно усиливающее сенсорный голод.
         Фактор шестой: ПОВЫШЕННАЯ ВО МНОГИХ ПЕЩЕРАХ ВЛАЖНОСТЬ ПРИ ПОНИЖЕННОЙ ТЕМПЕРАТУРЕ ВОЗДУХА. Фактор этот способствует стрессовой мобилизации физиологических систем организма и оказывает влияние на диэлектрические свойства подземного воздуха, существенно влияя на его ионизацию.
         Как правило, в основной массе пещер, доступных нам и нашим предкам (включая ПАС – подземные архитектурные сооружения и ПГВ – подземные горные выработки) средняя температура лежит в пределах +6…+12° С; влажность колеблется от 70 до 95%.
                                   : Понятно, что есть пещеры в полярных зонах и в горах, чья температура (по крайней мере среднегодовая) отрицательна; часто такие пещеры содержат подземные ледники. Есть пещеры в зоне пустынь, отличающиеся почти стопроцентной сухостью – их температура близка к +20° С. Но в любом случае она ниже, чем днём на поверхности. “Горячие” и “тёплые” пещеры с термальными источниками “по определению” имеют повышенную влажность — однако количество этой “спелеоэкзотики” против основной массы пещер ничтожно. Соответственно, исчезающе мало значение в жизни Homo Sapiens.
         Фактор седьмой: ПОДЗЕМНАЯ, ОБИЛЬНО КАЛЬЦИНИРОВАННАЯ ВОДА. Содержащая также большие количества углекислоты – ибо если в воде нет углекислоты, нет и кальция: растворение подземной водой кальцита возможно лишь благодаря уже растворённой в ней углекислоте. Конечно, этот фактор влияет в первую очередь на нашу физиологию, на обмен веществ — но, как я покажу дальше, влияние его одной физиологией не исчерпывается.
         Фактор восьмой: ПОВЫШЕННАЯ САМОПОДДЕРЖИВАЮЩАЯСЯ СТЕРИЛЬНОСТЬ ВОЗДУХА. Для сравнения: в школьной учебной комнате в 1 см3 содержится около 7000 микроорганизмов; в метро – 4200; в зале Грузинских спелеологов Новоафонской пещеры, посещаемых экскурсионными толпами и куда пробит с поверхности специальный транспортный тоннель – 43; в Геликтитовом зале той же пещеры, что находится ближе к выходу из неё – 63; в естественных пещерах – 10-20; в редко посещаемых каменоломнях Подмосковья – 2-4. То есть не больше, чем в максимально простерилизованной операционной сердечно-сосудистой клиники2. Причём средь обнаруженных в воздухе пещер бактерий нет ни одного вида, относящегося к патогенным – факт, достойный самого пристального внимания! Отсутствие бактериологического прессинга под землёй действует на организм подобно климатической стабильности и безусловно относится к группе факторов, сокращающих физиологическое взаимодействие организма с окружающей средой – то есть способствует сенсорному голоду.
         Об источнике самоподдерживающейся стерильности воздуха, пожалуй, следует сказать чуть подробнее. В своё время мы в Никитской пещере много занимались этим,– изначально казавшаяся неразрешимой загадка стерильности подземного микроклимата притяги-вала,–
                                   : Всё оказалось очень просто. Наши извилистые ходы и шкурники, навалы бута и неизбежная турбулентность медленно движущихся воздушных потоков под землёй вкупе с изрядно повышенной влажностью творят это дивное диво: адсорбция и абсорбция на пористом известняке во влажном воздухе при турбулентном трении потока о “более, чем корявые” стены проходов осаждают из воздуха на стены ходов всю пылевую, аэрозольную и микробиологическую взвесь. Повышена влажность потока относительно камня — он с лёгкостью впитывает/всасывает из воздуха всё, что с этой влагой слиплось. Все аэрозольные частицы и включения. Коль воздух суше камня – пыль и аэрозоли по-прежнему оседают на его порах и гранях, обдуваемых турбулентным потоком,– соответственно теряя включения,– камень простым испарением отдаёт избыточную влагу. Без примесей: чистый водяной пар.
         Дополнительным стерилизующим фактором пещерного воздуха является его обильная ионизация, о которой я скажу чуть позже.
         Фактор девятый – ПОВЫШЕННАЯ КОНЦЕНТРАЦИЯ В ПОДЗЕМНОМ ВОЗДУХЕ УГЛЕКИСЛОТЫ. Как уже говорилось, “путешествующая по слоям известняка” вода содержит в себе растворённый кальцит и углекислый газ – диоксид углерода; каждая капля, падающая со свода, испаряясь, выделяет на поверхность, контактирующую с ней, кальцит; в воздух молекулы СО2. Одна капля – дело малое. Но в каждой Системе таких падающих капель миллиарды. И происходит испарение воды [ водяного пара в смеси с СО2 ] со стен, пола и сводов пещеры, не сопровождающееся каплепадом,– испарению этому в не малой степени способствуют “подземные сквозняки”, понижающие в пещерном воздухе парциальное давление водяного пара и СО2 даже в том случае, когда “точка росы” испарению влаги как бы препятствует. В результате чего и в Системах с сильной вентиляцией концентрация углекислоты в воздухе явно повышена против поверхности: вместо стабильных для атмосферы Земли 0,01-0,03% — под землёй мы наблюдаем 0,3-0,5%. А то и 1,0-1,5%,– в наших родных подмосковных каменоломнях. В подолийской Системе Золушка концентрация диоксида углерода в воздухе составляет 2,5%: своего рода предел для нормального функционирования физиологии человека. Ибо доза в 3% является смертельной; интервал от 2 до 2,5% вызывает головную боль, сонливость,– при этом промежуток от 0,5 до 1,5% необычайно стимулирует работу неокортекса3.
                                   : Ясно, что в обитаемых пещерах (вне их генезиса и вида) доля СО2 в воздухе выше, чем на поверхности; “есть мнение”, что именно повышенное содержание углекислоты в подземном воздухе ответственно (вкупе с описанной информационной изоляцией) за известное повышение интеллектуальной и творческой активности посещающих мир Подземли.
         Фактор десятый – весьма значащий для самоподдерживающейся стерильности подземного воздуха (а для нас в свете проблемы САЯ, то есть спелеоаномальных явлений) – ПОВЫШЕННАЯ ИОНИЗАЦИЯ ВОЗДУХА ПЕЩЕР. Количество лёгких аэроионов “обоих полярных ориентаций” колеблется в пещерном воздухе от 3.500 до 8.900 на см3 (на курортном побережье Черного моря 100-1200). При этом перевес отрицательных “целебных”, против положительно заряженных, ионов в естественных пещерах около 0,78-0,97; в искусственных протяжённых лабиринтах он примерно в пять раз больше. Ионизация естественных пещер, как правило, определяется их радиоактивностью: в вулканических пещерах фоном породы, в карстовых – излучением продуктов распада радона и фоном натёков4. Явление это связывают с накоплением в натёках С14, поступающем с поверхности вместе с атмосферными и нивальными водами (тяжёлые изотопы более склонны к осаждению из раствора, чем более лёгкие – отсюда мнение, что в чайнике, в котором часто кипятится одна и та же вода, возрастает содержание более радиоактивных тяжёлых изотопов как кислорода, так D2O и T2O, содержащихся в микроскопических количествах в природной воде). Ясно, что радиоактивность известняковых каменоломен, лишённых натёчных образований, во много раз ниже не только радиоактивности естественных пещер – но и (как показали наши исследования 1986 года) поверхности: в десятки и сотни раз. Тем не менее, воздух каменоломен ионизирован не менее, чем воздух естественных пещер. Причиной тому два процесса: 1) электростатический эффект при турбулентном трении воздуха, проходящего через бут и всевозможные извилистые узости с “попутным” процессом обмена влагой с окружающим камнем; 2) ионно-разделительный эффект при капеже и испарении воды со сводов и стен пещеры. Ибо каждая капля воды, отрываясь от свода, не только неизбежно оставляет на нём какое-то количество ионов Са+ (как и теряет их при ударе о пол) – выделяет в воздух ионы СО2–. И точно также испаряющаяся со стен и сводов вода оставляет на них положительные ионы кальция, унося в воздух отрицательный заряд молекулы углекислоты. В результате чего вмещающая полость порода приобретает положительный заряд; подземный воздух – отрицательный. Причём насколько в воздухе полости выше, относительно наземной нормы, доля СО2 – настолько же выше доля отрицательного заряда. Что приводит к возникновению слабого, но постоянного рекуперативного электрического тока, охватывающего всю полость. В целом эти процессы подобны разделению зарядов меж литосферой и ионосферой Земли – конечно, энергетический их вес много меньше, но недооценивать их нельзя.
         Фактор одиннадцатый – ТЕМПОРАЛЬНЫЙ. Ибо столь привычное нам на поверхности ощущение течения (хода) Времени под землёй отсутствует напрочь. Отсутствуют природные или социальные (городские) внешние указатели-реперы времени – световая цикличность суток, движение Солнца, Луны и звёзд по небосводу, расписания движения транспорта, радио и телепередач, рабочего дня; исчезает около 90% так называемых “внутренних циркадианных биоритмов”, ибо почти все они навязываются нашему организму 24-х часовым периодом вращения Земли и “городским распорядком дня” нашего социального функционирования. Не имея постоянных внешних “привязок времени”, ты начинаешь не доверять взятым с собою в пещеру часам, ибо сверить точность их хода не с чем. Причём речь идёт не только об “ушедших в прошлое” механических часах, но и об электронных – сомнение в том, не “перекинусь ли” от случайного нажатия на кнопочку показания их циферблата, не “врут ли они от того, что села батарейка”, не “спятил ли” от включения/выключения мобильник, посещают современных кейвлайверов гораздо чаще, чем их предтеч с простыми механическими часами.
         Тем более, что в отсутствии внешних хронометрических указаний любое действие, выпол-няемое тобой под землёй, может занять абсолютно произвольное время — “рабочий день” в силу самых разных факторов может растянуться на сутки, а то и превзойти их; то же самое можно сказать о периоде отдыха. В таких условиях недоверие даже к самым точным “органам времени”, взятым под землю, вполне естественно: пусть часы показывают, что прошло двадцать или тридцать минут – коль ты внутренне не ощутил этого времени, или тебе казалось, что на деле прошло два-три часа, в первую очередь подозреваешь, что врут часы, а не твоё ощущение.
         Под землёй лица, называемые “жаворонками”, склонны укорачивать свои сутки до 20-16 часов; так называемые “совы” удлиняют их до 28-32 часов. А то и до 36 — определяется это личной усталостью и установкой на завершение какой-то работы. Немалую роль в “потере подземного времени” играет и то, что мир Подземли крайне статичен, неизменен. Камень, упавший 100 лет назад, будет казаться упавшим только вчера – лишь органика, бумага, да металлы (в первую очередь алюминий и жесть) подвергаются разрушению/коррозии. Но хоть по скорости эти процессы опережают рост пещерных натёков – для твоего личного ощущения времени годятся не более, чем сомнительные метрономы капающей со свода воды.
         Отсутствие каких-либо изменений подземного микроклимата (давление, влажность, ветер, осадки, температура) своей статичностью вносит не меньший вклад в подземную “потерю чувства времени”, чем статичный пейзаж или отсутствие колебаний суточной освещённости.
         Немаловажный момент (которого я уже касался при описании фактора информационно-сенсорной изоляции – здесь нас интересует его хронометрический аспект): пласты известня-ка или мела, в которых находятся наши каменоломни, естественные пещеры и большинство подземных храмов, образовались/сложились в далёкие геологические эры (карбон, девон, пермь, ордовик, мел); слагающие их биологические останки “выключились” из “наземного оборота событий” сотни миллионов лет назад. И к ноосфере поверхности (или, если угодно, к энергоинформационному биополю Земли, в котором мы пребываем наверху, постоянно контактируя с ним и неизбежно синхронизируя с ним все свои внутренние хронометрические метки и реперы) отношения не имеют. По крайней мере, на биологически активном уровне. Погружаясь под землю, ты словно переносишься на машине времени в застывшую фотографию далёкой геологической эпохи — а потому даже экстрасенсорным, “внутренним чутьём” определить течение времени крайне сложно. Что не может не приводить к вполне очевидным последствиям: коль наше существование в мире задаётся/описывается пространственными координатами и хронометрической привязкой к “моменту существования”, под землёй, в отличие от мира поверхности, складываются условия для “потери” по крайней мере твоих хронометрических координат. Разделяющие взгляд на Время, как на двухкоординатную энергетическую плоскость (в традиционной экстрасенсорике именуемую “чёрной” и “белой” координатами) могут без труда представить себе следствия этих аберраций.
         И последний – двенадцатый фактор, принципиально отличающий мир Подземли от мира Поверхности – ЭНИОЛОГИЧЕСКИЙ.
         : Пещерная ТЬМА, отсутствие света – как отсутствие информации о внешнем мире – не просто отождествляются с силами зла, с энтропией; это её конкретное проявление. Даже если не принимать во внимание очевидное значение запасного источника света с точки зрения безопасности, каждый спускающийся в пещеру вступает в личное, индивидуальное противостояние с естественными силами энтропии, хаоса,– оказываясь при этом на острие столкновения. Что, конечно, не может не влиять на всё пребывание человека под землёй. Насколько я знаю, до сих пор столь очевидная мысль отчего-то даже не обсуждалась — хотя всем известны традиционные и современные легенды, связанные с миром Подземли/Тьмы: безусловно, следствие этого противостояния – как и результат обострённой эниологической чувствительности человека под землёй.
         В основе которой (помимо информационной изоляции и электромагнитного резонансного фактора, о котором будет сказано позже) — опора лишь на ту энергию, что ты несёшь в себе. С точки зрения энергетических представлений, при общении человека с миром Подземли реализуется лишь одно возможное состояние: есть только Ты – как единственный носитель активной энерго-информационной матрицы, то есть Жизни — и мир вокруг. Никакого “общего ноосферного поля” (что присуще миру Поверхности), никакой сторонней приходящей информации (как и энергии) под землёй нет; отсюда – крайняя индивидуальность в восприятии подземного мира. Человек с самодостаточной психологией мышления не только не чувствует неудобств подобного положения,– напротив: ощущает благость в открывающейся психической свободе, начисто лишённой какого бы то ни было “внешнего прессинга”; те же, что не могут существовать без постоянного контакта с окружающими людьми, у кого не хватает некой “энергетики души” для самостоятельного бытия, ощущают, как минимум, дискомфорт.
                                   — Как ни удивительно, все эти факторы оказывают на человека в целом благоприятное медико-биологическое действие: под землёй, в частности, эффективно лечатся инфекционные заболевания лёгких, переломы, расстройства эндокринной и вегетативной систем, психики; успешно проходит релаксация организма после длительных физических и нервных нагрузок.
         : Тунисские врачи, обследовавшие “в массовом порядке” людей, живущих в современных пещерных городах Сахарского Атласа, установили, что их здоровье по сравнению с жителями обычных городов лучше, а средний возраст жизни – выше5.
         Над этим простым фактом стоит задуматься.


____________________________________________
         1 Ю. Ю. Дёмин, “Духи Подземелий”, «Экспедиция», №4 за 2004 год.
         2 «Новоафонская пещера» – З. К. Тинтилозов, “Мецниереба”, Тбилиси, 1983; наши исследования 1986 года Никитской пещеры и пещер Старицкого района, исследования 1988 года подмосковной каменоломни Сьяны, 14 лет простоявшей закрытой.
         3 «Четвёртое состояние сознания и метаболизм углекислого газа», Дж. Б. С. Холдейн [ 1934 г. ].
         4 «Вопросы физической спелеологии», Москва, 1994, межведомственный сборник, изд. МФТИ и спелеоклуб “Барьер”.
         5 В. М. Слукин, «Архитектурно-исторические подземные сооружения» [ Свердловск, издательство Уральского университета, 1991 г. ]; см. также работы Г. З. Файнбурга – в частности, «Российской спелеотерапии – 20 лет» в сборнике “Спелеология в России” [ №1, РСС, Москва, 1998 г. ].


Вернуться в раздел Архив

Сайт управляется системой uCoz